Психушка и «свобода слова»

Психушка - это не тюрьма, там «лечить будут»…
                                                   Народная мудрость


В далеком 1988 году я работал в Заводском РОВД г. Саратова участковым инспектором милиции, обслуживал поселок нефтеперерабатывающего завода, в простонародии именуемый «Крекинг», и как-то весной, всю ночь провозившись на улице с никому ненужным трупом, простудился и приболел.
Через пару дней мне позвонил начальник и потребовал, чтобы я немедленно приехал. Причина спешки была необычной: какие-то барыги, получив разрешение исполкома, хотели снести «незаконно построенные» дачи и воздвигнуть на их месте многоэтажные гаражи. Владельцам дач такой демарш не понравился, и они были готовы отстаивать свою рухлядь даже в рукопашной. Об этой проблеме в отделе было известно уже пару недель, и начальство заранее скомандовало мне присутствовать при сносе для поддержания порядка. Помогать коммерсантам в таком неправом деле не хотелось, и я решил откосить и договорился о больничном.  Мне показалось, что реальная болезнь на этот раз случилась как нельзя кстати. И вот такой облом. Пришлось ехать с температурой.
Когда я прибыл на остановку Верхоянская, то увидел, что движение перекрыто, весь райотдел уже здесь и явно идет «война».
Товарищи рассказали мне, что некий семидесятилетний дедушка по фамилии Майоров, приговаривая: «Земельки захотели? Сейчас получите земельки! Сейчас…», залез на крышу своей дачки, убрал лестницу, достал из рюкзака одноствольный обрез, внешне очень похожий на пистолет, из которого Дантес смертельно ранил Пушкина, и открыл из него огонь по бульдозерам, барыгам, по АЗС, находящейся рядом, и проезжающему по дороге транспорту. В общем, старик стрелял во все человечество.
К моему прибытию дедушка израсходовал большую часть боеприпасов, бульдозеры, по словам очевидцев, умчались со скоростью болидов Формулы I, а коммерсанты разбежались по кустам, и опера не могли их даже найти, чтобы опросить.
Вместе с товарищами я решил забраться с противоположной стороны дачи, но добрая бабушка закричала дедушке: «Никитич, окружают!» Дедушка пальнул в нашу сторону, заставив лечь в грязь и забыть намерение подкрасться незамеченными.
В конце концов на место происшествия прибыл начальник РОВД, полковник милиции Гордеев и уговорил Майорова спуститься вниз и разоружиться.
Когда я забрал у него обрез и рюкзак, то обнаружил, что там уже не было патронов, т.е. бой он вел, как учили, до конца… Дедушку задержали, допросили и отпустили, как положено, возбудив уголовное дело. Мне пришлось собирать огромный материал, после чего было принято согласованное во всех инстанциях решение уголовное дело прекратить с  передачей его в товарищеский суд по месту жительства Майорова.
Что я и сделал, вручив прошитую, пронумерованную и подписанную прокурором района пачку листов совсем спившемуся «председателю товарищеского суда», недавно вернувшемуся с «Алтынки», где его «добровольно» лечили от белой горячки.
«Пушкинский пистолет» мне некуда было деть. Оформить его на уничтожение, по существующим тогда порядкам, я не мог: необходимо было определение районного суда об уничтожении вещественного доказательства либо протокол о добровольной сдаче оружия, который мне не хотелось подделывать. Обрез долго валялся в сейфе. Увольняясь из милиции, я забил его ствол чопиком, зарядил пулевым патроном и, привязав в безопасном месте, выстрелил, а оставшиеся после этого куски металла утопил в дачном сортире.
Фактически, «Ворошиловского стрелка» освободили от уголовной ответственности без всяких последствий, так как общественной опасности он не представлял, а его деяние не повлекло тяжких последствий. Дедушку простили исключительно из сострадания и милосердия, поскольку покушение на жизнь работников милиции в совокупности с применением огнестрельного оружия являлось тяжким преступлением. Сегодня он наверняка бы сел надолго, если бы раньше его не застрелили храбрые ОМОНовцы.
Бульдозеров вблизи тех участков больше никто не видел. И стоят себе дачки целехонькие до сих пор. Так что последний бой ветеран Майоров выиграл.
Сейчас мы часто слышим критику в адрес режимов прошлых лет. С особенным удовольствием нынешние кремлевские «человеколюбцы»  и нерусские «либералы» подчеркивают беспощадность советской власти к простым людям.
Надо сказать, что степень человечности или беспощадности политического режима легко оценить по его отношению к старикам и инвалидам. В связи с этим меня нисколько не удивил факт недавнего осуждения семидесятилетнего пенсионера В. Пасекова Бутырским районным судом г. Москвы.
Пасеков приговорен к году и двум месяцам условно и принудительному психиатрическому лечению по месту жительства. Интересно, «принудительное психиатрическое лечение по месту жительства» - это что такое? В чем оно выражается? Каждое утро к Пасекову будет ломиться «веселый доктор» с целым арсеналом «веселых» препаратов и в компании двух дюжих санитаров, которые его будут связывать «козлом» в случае нежелания «лечиться»?
Старику станут колоть психотропные препараты, пока он не загнется? А если он вдруг этому воспротивится, его просто госпитализируют в психушку, основание для этого есть железное: приговор суда. А там уж «вылечат» по полной программе.
Фактически, старого человека приговорили к смертной казни. Возникает вопрос: за что? Он что, так же, как Майоров, стрелял в людей с крыши из обреза? Нет! Пасекова осудили (конечно же) по 282, так называемой «русской», статье.
Ментовские провокаторы встречались с ним в кафе и, изображая из себя крайних националистов, ругали кавказцев, азиатов и евреев. Они выудили у несчастного старика резкие высказывания в адрес тех, кто избил его сына, который после этого стал инвалидом I группы. Тупо записали все сказанное на диктофон, что и явилось единственным доказательством «вины» в суде.
Интересно, какую общественную опасность представляла бравада Пасекова перед стукачами? Никакой! А сам «преступник» чем опасен для общества? Ничем! А если бы система не среагировала, могли бы наступить тяжкие последствия? Конечно, нет!
Простите за заезженную фразу, но гениальный Г.В.Ф. Гегель и правда хорошо сказал: «Все действительно всемирно-исторические события происходят дважды: первый раз в виде великой трагедии, во второй – в виде жалкого фарса».
Парадокс этого государства состоит в том, что оно настолько все делает через жопу, что даже пьесы абсурда и сценические фарсы здесь повторяются в реальной жизни в виде трагедий. В общем, какое-то «королевство кривых зеркал», да и только.
Случай с Пасековым в чистом виде пародия на бессмертную комедию Я. Гашека «Похождения бравого солдата Швейка». Напомню сюжет: в трактире «У чаши» штатный полицейский стукач Бретшнейдер спровоцировал Швейка на (как сегодня бы выразились) «разжигание национальной розни, унижение национального достоинства некоторых наций, пропаганду войны и экстремизм». В частности, Швейк сказал: «Война с турками непременно должна быть» и «Может статься, - продолжал он рисовать будущее Австрии, - что на нас в случае войны с Турцией нападут немцы. Ведь немцы с турками заодно. Это такие мерзавцы, других таких в мире не сыщешь». Швейк попал в полицию, тюрьму, потом в суд, а дальше в психушку и т.д. Как он сам выразился: «На что же тогда полиция, как не для того, чтобы наказывать нас за наш длинный язык?». Классический вариант, не правда ли?
Интересно, те штатные стукачи, которые вязали Пасекова, читали Я. Гашека? Или они умеют читать только протоколы да этикетки алкогольной продукции, и то по слогам? Надо напомнить этим ребятам, чем заканчивают провокаторы. Бретшнейдера, например, из-за огромного рвения к службе заживо сожрали собаки…
Почему Пасекова осудили и к условному сроку и к принудительному психиатрическому лечению? Если он псих, как его можно осуждать, пусть даже условно, а если он преступник, то зачем его надо лечить принудительно? Думаю, ответ на это много лет назад дал Кен Кизи в своем произведении «Полет над гнездом кукушки». Отбытие уголовного наказания, как правило, когда-нибудь заканчивается, а принудительное психиатрическое лечение может оставаться бесконечным и прекратится только в связи со смертью «пациента».
Очень многие люди (особенно юноши и старики) бывают позерами, высказывают крайние суждения на потребу слушателей, причем часто противоречивые. Так что же, всех их надо судить как экстремистов и подвергать принудительному психиатрическому лечению?
В 2004 году И. Кармишин голодал в палатке на площади Столыпина с требованием отставки губернатора Аяцкова. Возвращаясь со стрельбища, я заехал его проведать. Рядом с палаткой исступленно вопил какой-то гражданин лет пятидесяти, небольшого роста в кепке, как у Гавроша. Он требовал, чтобы мы все, находящиеся на площади, немедленно вооружились ружьями и пошли убивать Аяцкова и его окружение. Я с чувством его обнял, поблагодарил за активную гражданскую позицию, подвел к машине, достал оттуда ружье и пытался вручить со словами: «Сейчас я возьму другое, и мы пойдем и убьем Аяцкова!». Не говоря ни слова, пожилой Гаврош убежал от меня, как черт от ладана. А ведь окажись на моем месте КГБэшный или ментавской Бретшнейдер, он бы потащил несчастного придурка в тюрьму…
Недавно из правоохранительных органов по собственному желанию уволился мой хороший товарищ, занимавший достаточно высокий пост. Фамилию его называть не буду, дабы он случайно не попал на принудительное психиатрическое лечение. Причиной увольнения явилась стойкая ненависть к антинародному режиму, «правоохранительной» системе и всяческим вождям. Скорой пенсии мой товарищ ждать не стал, так как на работе испытывал моральные страдания и постоянно находился в депрессии. Теперь он радуется жизни и даже внешне помолодел. Узнав о деле Пасекова, он заявил: «Как гнусно! Из-за таких сволочей я и ушел».
Он рассказал мне поучительную историю. Однажды группе «правоохранителей» срочно потребовались показатели по раскрываемости преступлений, связанных с незаконным оборотом наркотиков. Недолго думая, они подъехали на машине к слабоумному пастушку, пасшему стадо в поле. Подозвали его и потребовали, чтобы он нарвал им конопли. Хилый пастушок в начале отказывался, но на него было оказано мощное психическое давление, и он был вынужден сорвать несколько кустов конопли. Затем ему скомандовали: «Слышь, ты! Клади конопель в багажник». Вид у «правоохранителей» при этом был, как у бандитов девяностых: морды размером с унитаз, кожаные куртки, золото и, конечно, мат-перемат. Потом бедолаге насильно вручили деньги и тут же его задержали. «Справедливый» суд определил «злоумышленнику» меру наказания в виде пяти лет лишения свободы. Надо заметить, что к моменту вынесения приговора «преступник», находящийся под стражей, совсем иссохся и заболел туберкулезом, так что наказание в пять лет было равносильно смертной казни, только необычной, которая в этом государстве отменена, а извращенной и мучительной…
Чтобы быть уничтоженным или угодить за решетку в этом государстве даже не обязательно совершать правонарушение.

Вспоминаются знаменитые на весь мир слова Путина, сказанные во время интервью французской газете «Фигаро» в октябре 2000 года: «Государство держит в руках дубину, которой бьют всего один раз. Но по голове». Как точно сказано! Не убавить, не прибавить. Недаром юрист, и с чувством юмора все в порядке.
Опять «королевство кривых зеркал»! «Швейк» в чистом виде! Слабоумный пастушок Пепка-Прыгни сел в тюрьму на двенадцать лет, потому что полицейскому вахмистру нужны были показатели в деле противодействия  «мятежникам». В этом государстве подобное называется «противодействием экстремизму».
Так что нынешняя наша жизнь уже много раз описана классиками, и поэтому можно точно предсказать, чем все закончится.
В связи с этим очень забавно слушать Медведева, который, например, на пресс-конференции в Осло заявил: «Я против гласности. Это плохой термин. Необходима свобода слова».
Конечно, эта власть против гласности, которая предполагает открытость деятельности государственных учреждений.
Гласность не нужна ни ментовским, ни КГБэшным провокаторам, ни олигархам, разворовавшим страну, ни гомосексуалистам, создавшим в этом государстве всемогущее политическое лобби, этакую масонскую ложу по сексуальным интересам. Она точно не нужна вождям, вся работа которых состоит только в том, чтобы «торговать харей» по телевизору, кататься на лыжах и пилить бюджет, ни их друзьям, обсасывающим «Газпром», железную дорогу и все те места, где остались хотя бы какие-то материальные средства. Гласность не нужна даже СМИ, большая часть из которых живет подачками Кремля, а оставшиеся снабжаются западными «либералами».
Гласность нужна только русскому народу, и поэтому не нужна власти. «Свобода слова»  для человека в этом государстве заканчивается там, где начинается произвол режима. Такая «свобода слова» нравится Медведеву? С такой «свободой слова» даже пьяные беседы в кафе записываются, протоколируются, извращаются и становятся основой для возбуждения уголовных дел за «экстремизм».
Происходит явная деградация общества. Четырнадцать лет назад В. Ампилов провозгласил лозунг: «Банду Ельцина под суд!», и с ним, конечно же, ничего не случилось. Представьте себе, что кто-нибудь сейчас выступит с лозунгом: «Банду Путина под суд!». Что будет? Посадят! А что, разве Конституция с тех пор изменилась?
Так что говорите, что хотите, несите любую околесицу, но помните: каждое ваше слово будет использовано против вас в суде…

P.S. 25 декабря 2006 года в газете «Время» я опубликовал заметку, цитату из которой уместно сейчас вспомнить: «Поэтому сценарий развития событий, возможно, будет такой: ограничение свобод, окончательная утилизация демократических институтов, фактическое установление полицейско-бюрократического режима, под предлогом борьбы с терроризмом и экстремизмом, воссоздание практики осуждения инакомыслящих по надуманным «уголовным» статьям и, конечно, самое забавное – развитие карательной психиатрии». Как в воду глядел…