Сколько стоит жизнь зэка?

Саратовцев регулярно будоражат сообщения о странных вещах, которые творятся в тюрьмах и колониях области. Молодые, здоровые парни-заключенные один за другим, словно от эпидемии, умирают из-за коронарной недостаточности, режут вены, объявляют голодовку и глотают лезвия. Сами арестанты, их матери и жены рассказывают о страшных издевательствах и унижениях. И о бесконечных поборах, из-за которых одни покупают себе дачи, а другие — жизнь. Такие вот товарно-денежные отношения. Неужели наши исправительные учреждения на самом деле превратились в рынок, где торгуют жизнью заложников? И почем сегодня жизнь зэка?

Шагать в ногу с администрацией

«Мне сидеть еще долго, и первое, с чем я столкнулся, — это вопрос: «Чем ты можешь помочь колонии?» Я и помог. Сначала моя семья, живущая в настоящее время на съемной квартире, можно сказать, очень небогато, напечатала и переслала из Краснодарского края 54 кв. м рекламного баннера. Это порядка 20 тысяч рублей. Потом потребовались канцелярские товары, принтер, расходные материалы, программное обеспечение и т. д. и т. д. Все это на сумму более 100 тысяч рублей…» — пишет находящийся в ИК‑33 в поселке Елшанка Сергей Хуторной.

Это тот самый зэк, который прославил свою «родную» тюрьму и ее начальника Юрия Федякина, когда послания Хуторного к генпрокурору Юрию Чайке попали в СМИ. Г‑н Федякин тогда подал в суд на редакции «Четвертой власти» и "Взгляд-инфо". Посчитал, что публикация этих обращений нарушает его честь и достоинство. В декабре в иске ему полностью отказали. Хотя представители прокуратуры проверяли эту колонию, приезжали туда и члены Наблюдательного совета ФСИН, но никаких серьезных нарушений не обнаружили. Складывается ощущение: сегодня все кроме них знают, что происходит в саратовских «исправительных» учреждениях.

Правозащитники и адвокаты называют расценки, по которым живут заключенные и их родственники. Надо шагать «в ногу с администрацией», продолжает тюремные зарисовки Сергей, «хочешь жить — плати, или будешь существовать — спать на верхнем ярусе, выполнять самые грязные, унизительные работы».

По словам правозащитников, один из самых «законных» методов отъема денег у зэков — так называемая гуманитарная или добровольная помощь «родной колонии». Как говорит одна из основательниц Саратовского общества по защите прав заключенных Лариса Сотникова, сына которой убили (обвиняются в этом пятеро тюремщиков), есть в области колония, где «обрабатывать» людей начинают с первого же дня пребывания, в карантине.

— Когда человек приходит на зону, то про него уже все досконально знают: где работает мама, где работает папа, у кого сколько денег есть. Поэтому к человеку начинают предъявлять требования в зависимости от его финансового положения. Эта система четко отлажена и поставлена на поток, — рассказывает она.

Сотникова знает о таких порядках не понаслышке — в свое время точно так «жертвовала» деньги энгельсской ИК‑13, где сидел ее сын Артем. В апреле, по версии следствия, парня с примирением спецсредств забили до смерти работники колонии. В минувшую пятницу пятерым из них предъявили обвинения. Дело сперва хотели замять, смерть парня пытались представить буквально так: шел, споткнулся, упал, ударился и умер. Но благодаря широкому общественному резонансу, который задали СМИ, все-таки дошло до арестов и обвинений конкретным исполнителям преступления.

Поможем колонии всем миром

Как обычно в колонии доставляется «гуманитарная помощь», пояснил адвокат Хуторного Андрей Еремин. Руководство исправительного учреждения просит зэка написать заявление, что он сам хочет помочь ИК. Закон ведь у нас не запрещает добровольные пожертвования. После этого заключенный звонит жене или матери, объясняет, что колонии нужны деньги, стройматериалы или оргтехника. Если речь идет о небольших тратах, родственники, как правило, соглашаются. Таким образом они улучшают условия заключения близкого человека и, возможно, даже спасают его жизнь. Речь может идти о суммах до 200 тыс. рублей. Если же люди начинают недоумевать, а почему, собственно, они должны платить, им перезванивают работники тюрьмы. И, по выражению Сотниковой, «раскладывают все по полочкам», объясняя, что может случиться с арестантом.

— Я за своего сына тоже 20 тыс. рублей отвалила, так и не поняла за что, — вспоминает она. — Похоже, деньги просто забрали и всё. Я просила, чтобы его побыстрее перевели из карантина в отряды, а его там три месяца продержали. Мне сейчас на почту регулярно приходят письма: помогите, на такой-то зоне с нас требуют деньги, на каждой зоне это творится.

До некоторой степени поборы в саратовских тюрьмах и колониях можно сравнить с «добровольными пожертвованиями» родителей в школах и детских садах. Правда, в последнем случае, если вы не согласны с суммами, всегда можно перевести ребенка в другое заведение или даже вовсе отказаться платить. А у родственников зэков этого выбора нет. Ведь переводит арестантов руководство Федеральной службы исполнения наказания, и оно будет принимать решение, ориентируясь на слова все того же начальства колонии. Вот, например, родные попытались перевести Хуторного из ИК‑33, однако полковник Федякин дал ему отрицательную характеристику, написал: тот совершенно «не исправляется» и даже, наоборот, грубит, не подчиняется надзирателям. Разве можно такому матерому уголовнику делать какие-то поблажки?!

Прейскурант услуг

Помимо добровольных пожертвований, существует и настоящий «прейскурант» услуг, которые готовы оказать работники колоний. Например, ходатайствовать об условно-досрочном освобождении (УДО). По данным правозащитников, это (в зависимости от платежеспособности клиента) стоит порядка 100 тыс. рублей. Или 10–20 тыс. за год.

— Какие бы законы там, в Москве, ни принимали, в системе есть один закон: заплатил деньги — вышел на УДО, не заплатил — не вышел, — уверяет Сотникова.

Передача или хранение незаконных вещей стоит порядка 2–5 тыс. рублей. В октябре в Саратове арестовали младшего инспектора исправительной колонии, который получил 15 тыс. рублей взятки за пронос на зону четырех сотовых телефонов. Случай этот очень редкий, признают юристы, обычно родственники заключенных не решаются обратиться в полицию, «выносить сор из избы». Свидания зэков с родными, в том числе так называемыми гражданскими женами, как уверяют правозащитники, может обойтись в 2–4 тыс. рублей. Перевод арестанта с тяжелой на более легкую работу, например на склад или в клуб, а также «переселение» в маломестную камеру, камеру для некурящих, снятие взысканий стоят до 50 тыс.

Еще один вид вполне узаконенных поборов — ларьки при колониях и СИЗО. Товары первой необходимости, которые там продаются, как правило, стоят в два-три раза дороже, чем на воле, причем имеют не лучшее качество. Руководство исправительных учреждений под тем или иным предлогом заставляет родственников зэков отовариваться именно в этих торговых точках.

— Скоро будет Новый год. Где-то за неделю до него зайдите в наше саратовское СИЗО № 1, — говорит Сотникова. — Там тоже есть ларек, и вы увидите такое объявление: апельсины, мандарины, лимоны не принимаются в целях безопасности, нужно все это покупать у них в ларьке. А в ларьке эти продукты будут по заоблачной цене.

В свою очередь, адвокат Еремин рассказал, что в СИЗО заключенным практически невозможно передать сигареты. Вернее, их передадут, но переломанными. Как объясняют работники изолятора, они проверяют, нет ли в куреве чего запрещенного. Хуторной сообщил в письме: ему не передавали от родных папиросы, поскольку «они пахли марихуаной». При этом табачная продукция в ларьке на его зоне ничего запретного не содержит, и потому ее можно смело покупать. Остается только гадать, сколько денег с таких ларьков ежедневно получают работники СИЗО и колоний.

Реформировать или ломать?

Уполномоченный по правам человека в России Владимир Лукин признал, что ситуация в тюрьмах чревата взрывом. Заявил он так в начале декабря, вскоре после бунта в колонии № 6 в Копейске Челябинской области. По собственным словам, омбудсмен обнаружил подтверждение рассказам, что в этом учреждении процветали издевательства и поборы. Правозащитник предложил реформировать систему ФСИН. Вот одна из его инициатив:

— У нас сидят примерно 800 тыс. человек, из них значительная часть очень лихие и опасные люди, и на этом фоне служба УФСИН самая бедная. УМВД повысили зарплату, и правильно сделали, а почему этой службе не повысят?

Действительно, реформа силовых ведомств, прошедшая в России, ФСИН пока не затронула. В результате рядовые работники этой системы в месяц по-прежнему получают не больше 12–15 тыс. рублей. Между тем выпускник вуза, пришедший на должность оперативника или следователя, может рассчитывать на 35–36 тыс. Вот только сделала ли эта реформа наши правоохранительные органы более прозрачными и гуманными? Нет, говорит адвокат Еремин, и с ним соглашаются многие другие эксперты. По сути, все новшества свелись к переименованию милиции в полицию, переаттестации сотрудников (а с ее помощью — увольнению неугодных) и повышению зарплат. Не произойдет ли то же самое и во ФСИН? По мнению юриста, сократить поборы и оздоровить обстановку в колониях может лишь широкое обсуждение проблемы.

— На мой взгляд, ситуация уже постепенно меняется. Сейчас нужно подключить общественность, прессу, людям, в том числе родственникам осужденных сообщать о фактах поборов, — уверен он. — Нужны факты — у нас все всё знают, но никто ничего не говорит. Они не обращаются в прокуратуру или ФСИН, потому что знают, что по отношению к их близкому в колонии, возможно, будут применены какие-либо санкции.

Мать же погибшего зэка Лариса Сотникова уверена, что систему надо не реформировать, а ломать. Причем не только ФСИН, но и «связанные» с нею прокуратуру, суды.

— Надо менять подход к заключенным: либо они у нас имеют наказание в виде лишения свободы, либо пусть прописывают в законе, что их полагается бить, издеваться над ними и насильничать, — предлагает она.

Очень хочется верить, что все рассказы о тотальных поборах и издевательствах в саратовских колониях несколько преувеличены напуганными родственниками заключенных и охочими до сенсаций журналистами. Но самое ужасное — такие «страшилки» уже давно никого не удивляют. Как сказал один из правозащитников, ФСИН — это модель российского общества, а у нас сегодня все решают деньги.

P. S. «Резонанс» предложил УФСИН по Саратовской области изложить свой взгляд на поборы в колониях, однако пресс-служба отказалась давать комментарий и потребовала официальный запрос. Несколько удивляет такое упорное нежелание сотрудничать со СМИ, тем более если вспомнить, какой шквал критики обрушился на управление в последнее время. Или им там все равно?